Попытка построить генетическое определение поэзии с точки зрения ее содержания и стиля на эволюции языка-мифа будет по необходимости не полна, если не сосчитается с одним из наиболее существенных элементов определяемого: ритмическим. Его историческое объяснение в синкретизме первобытной поэзии: я разумею под ним сочетание ритмованных, орхестических движений с песней музыкой и элементами слова. В древнейшем сочетании руководящая роль выпадала на долю ритма, последовательно нормировавшего мелодию и развивавшийся при ней поэтический текст. Роль последнего вначале следует предположить самою скромною: то были восклицания, выражение эмоций, несколько незначащих, несодержательных слов, носителей такта и мелодии. Из этой ячейки содержательный текст развился в медленном ходе истории; так и в первобытном слове эмоциональный элемент голоса и движения (жеста) поддерживал содержательный, неадекватно выражавший впечатление объекта; более полное его выражение получится с развитием предложения.

Для понимания античной эстетики как раз и важно то, что эстетическая значимость искусства трактовалась здесь довольно редко и неохотно. А также имелись в виду только факты, необходимые для искусства или им порождаемые, но не само искусство. И это важно потому, что в основе античной эстетики лежит, как мы хорошо знаем, вещественно-материальная интуиция; а вещество, взятое само по себе, еще не есть нечто художественно-благоустроенное. Поэтому и греческий термин technë совершенно неправильно переводят обязательно как «искусство». По-гречески этот термин означает не только искусство в собственном смысле слова, но и ремесло, и науку, и вообще всякую целесообразную деятельность.

К искусству относили арифметику, геометрию, музыку, как и искусство счета. Однако о Демокрите говорили, что сам он занимался всевозможными искусствами, а не только физикой, этикой, математикой, общеобразовательными науками. Протагору приписывался рассказ о похищении Прометеем «огненного искусства» у Гефеста и Афины, после чего, по Демокриту, люди и изобрели отдельные искусства, поскольку их предки, не имея опыта и знаний, не владели искусствами вообще. У Эсхила Прометей так и говорит, что огонь научит людей искусствам всяческим, а в другом месте Прометей причисляет к искусству медицину, гадание, толкование примет, сведения о животном мире, умение использовать полезные ископаемые. <…> Таким образом, искусство понималось в ранней классике не только как целесообразная деятельность вообще, но и как наука, отличная от целесообразности вообще, и даже как ремесло.

Всякое художественное подражание всегда имеет в виду, по Аристотелю, тот или иной первообраз и пользуется разными средствами для воспроизведения этого первообраза. Но любопытнее всего то, что, по Аристотелю, художественное произведение вовсе не имеет своей целью останавливаться только на первообразе. Этот первообраз в художественном произведении имеет значение только одной из сторон художественного произведения, состоящего в сравнительной демонстрации соотношения образа и первообраза. Мы ценим такое художественное произведение, в котором максимально точно воспроизведен первообраз, но мы наслаждаемся не самим первообразом, а методом его изображения и показа. Первообраз, или предмет художественного произведения, может быть как угодно отрицательным и даже безобразным. В художественном произведении могут изображаться, например, трупы и любое искажение и безобразие жизни. И тем не менее эти трупы и любые безобразные явления жизни могут быть изображены в художественном произведении так, что мы забываем об их объективном безобразии, наоборот, получаем наслаждение от их удачного воспроизведения. Поэтому подлинное художественное подражание в сравнении с изображаемыми предметами является, по Аристотелю, самодовлеющим и чем-то автономным.

Вместо классификации искусств у Платона можно найти только попытки перечислить известные ему искусства. Перечисления эти у него всегда случайны и нисколько не претендуют на полноту.
В «Филебе» выше всего ставится чертежное искусство, которое дает то, что Платон считает прекраснее всего, — а именно геометрические фигуры. При этом важна геометрия сама по себе, чистая геометрия, освобожденная от материальных вещей. Прекрасны также «чистые» звуки и «чистые» цвета. Запахи, по Платону, «менее божественны». Далее здесь упоминаются музыка, медицина, земледелие, кораблевождение, военное искусство, строительство домов и кораблей, арифметика (опять в двух видах — чистая и прикладная), измерение, искусство убеждать людей и господствовать над ними.
В «Гиппии большем» перечисляются музыка, живопись, всякие речи, рассказы, занятия, законы. В «Кратиле» упоминается музыка и живопись. Поэт, живописец, флейтист, сапожник, кузнец, шорник — это тоже типичное платоновское разделение художеств.

Вероятно, различие между поэзией, ораторским искусством, музыкой, танцами и отдельными изобразительными искусствами было для Аристотеля настолько очевидно, что он даже не находил и нужным входить в глубокую разработку самой проблемы этих различий. Зато у него имеется нечто другое, тоже весьма немаловажное. Он довольно четко говорит не о видах искусств, но, скорее, о видах вообще художественного творчества, исходя из того основного принципа художественности, который он называет «подражанием». Именно во всех искусствах, по мнению Аристотеля, имеется большое различие между предметом подражания, средством подражания и способом подражания. Аристотель пишет, что подражательные искусства «отличаются друг от друга тремя чертами: тем, что они воспроизводят различными средствами, или различные предметы, или различным, не одним и тем же способом.

Эпистемология наук и искусств — в том виде, в каком она существовала в античности, — дошла до нас в изложении авторов позднеантичного периода, Боэция, Кассиодора, Исидора Севильского, Марциана Капеллы, африканского грамматика V века. То, что они называли «искусствами», подразделялось на две большие категории: механические (или «сервильные») и свободные. В рамках механических искусств оказываются соединены безо всяких различий все операции, связанные с ручным трудом. Свободные же искусства подразделялись на две группы, преподавание коих будет регламентировать весь курс обучения в средневековом университете: тривиум и квадривиум. Первый включает в себя грамматику, диалектику и риторику, второй — геометрию, арифметику, астрономию и, наконец, музыку. В рамках семи свободных искусств из того, что мы рассматриваем как собственно «художественное творчество» (и связанное при этом с ручным трудом), представлена лишь музыка, вошедшая в милость у философов лишь постольку, поскольку она рассматривалась как производное от арифметики.

Многие считают, и, по правде говоря, не без оснований, что художники ничем не уступают тем, кто сделался мастером в области Свободных искусств; последние владеют Правилами, свойственными литературе, благодаря учебе и познанию, в то время как первые познают лишь благодаря величию своего гения надежности памяти постигают то, что затем они выражают в своем искусстве.

Если, поэт, я умею живописать словом («живописи подобна поэзия» — ut pictura poesis — говорила за древним Симонидом, устами Горация, классическая поэзия), — живописать, так, что воображение слушателя воспроизводит изображенное мною с очевидною наглядностью.

Из всех подражательных искусств самое благородное — поэзия, поскольку она подражает всем видам объектов — воспринимаемых как интеллектом, так и чувствами.

Живописцы и Поэты возбуждают эти искусственные страсти, изображая предметы, способные вызвать настоящие чувства. И поскольку впечатления, производимые подражаниями, принадлежат тому же роду ощущений, что вызывает сам предмет подражания, хотя они и слабее их, эти подражания способны породить в душе страсть, схожую с той, которую мог бы вызвать воспроизводимый предмет.

Мне кажется, что выразительность в Картине — это то же самое, что Поэзия стиля в Поэме. А колорит в Живописи я охотно сравню с той частью поэтического Искусства, которая состоит в подборе и правильной расстановке слов, помогающей созданию приятно звучащих стихов. Эту часть поэтического Искусства можно назвать техникой Поэзии.

У нас есть два вида музыки, одна из которых — искусственна, другая — естественна. Искусственная называется так из-за нот, называемых до, ре, ми, фа, соль, ля, с помощью которых можно петь, связывать звуки, брать октавы, квинты, терции, петь на две партии, а также слышать голоса инструментов. Другая музыка естественна. Эта музыка звучит изо рта, произносящего слова, организованные метрически…

Поэзия идет к осадам, битвам, дикому морю и описывает все так точно, что мы не только словно бы имеем все эти события перед глазами, но и слышим рев волн, ураганы, и дикие боевые крики солдат. <…> Из прекрасного, что глаза видят на земле или на небе, нет ничего, что не нашло бы у поэтов точного описания.

Всякое его стихотворение есть, так сказать, размеренная гармония и совершенная живопись.